Колыбельная

Эту историю рассказала моя бабушка Анна Ивановна Кондратьева, ставшая свидетельницей первых минут Великой Отечественной войны…

 — Баюшки-баю, Людочку качаю. Спи, моя хорошая, девочка пригожая…

Анюта положила уснувшую племянницу на кровать, села рядом. Спать не хотелось. Стояла самая короткая ночь в году, и было непонятно, то ли еще не стемнело, то ли уже начало рассветать. Незатейливая песенка никак не хотела заканчиваться. Продолжая напевать, Анюта распахнула окно и выглянула в сад. Над рекой поднимался туман.

«Наверное, мама тоже мне так пела». Анюта вздохнула. Своих родителей она не помнила. Ее вырастила Катя, старшая сестра. Замуж за военного летчика Виктора Катя выходила с приданым: в одной руке ручка Анюты, в другой – швейная машинка  в деревянном футляре. Настоящий «Зингер», мамина память. С тех пор семья часто переезжала с заставы на заставу, и машинка неизменно путешествовала вместе со всеми.

Такая жизнь Анюте нравилась, но сейчас ей очень хотелось вернуться в свой родной поселок под Москвой. Там точно такой же сад и такой же деревянный домик, где их давно ждут родители Виктора – дедушка и бабушка, как Анюта называла их про себя.

Она представила, как они обрадуются Людочке: ей ведь уже целых четыре месяца, а они ее еще ни разу не видели! Вот только отпуск Виктору почему-то никак не давали. Он все чаще допоздна оставался на аэродроме, а сегодня даже ночевать не пришел. Катя понесла ему ужин и до сих пор не вернулась.

Анюта души не чаяла в Викторе. Он ее тоже любил, баловал, приносил гостинцы. В детстве это были сладости или игрушки. Когда Анюта подросла, Виктор подарил ей гитару – предмет тайной зависти подружек. А этой весной, на пятнадцатилетие, он вручил ей небольшой бумажный сверток. Анюта развернула и обомлела. Там оказались туфли-«лодочки» на невысоком каблучке. Самые настоящие! Как у взрослых!

Анюта улыбнулась. Колыбельную в ее голове сменила «Рио-Рита». Оттянув подол ночной рубашки, Анюта закружилась по тесной комнатке и тут же налетела на кровать. Людочка недовольно засопела.

— Самолетики летят, Нашей Люде спать велят, — моментально нашлась Анюта и прислушалась. Со стороны реки доносился странный гул: он приближался и был чужим и непривычным.

«Новые самолеты, что ли, привезли?» — едва успела подумать Анюта, и тут раздался взрыв. За ним другой. Дом содрогнулся. Зазвенели стекла, жалобно зазвучала гитара на стене, и на секунду все звуки потонули в оглушительном плаче испуганной Людочки. Анюта прижала девочку к себе, схватила одеяльце и выскочила из дома. На крыльце она столкнулась с запыхавшейся Катей.

На улице оказалось еще страшнее. Снаряды продолжали рваться. Мужчины, на ходу надевая гимнастерки, бежали к аэродрому, над которым поднимался черный дым. Женщины, то и дело приседая от страха, тащили орущих детей в другую сторону, к поросшему редким лесом кладбищу, и прятались там в деревянной сторожке.

Сёстры добежали последними. Им не удалось втиснуться в переполненную сторожку, и тогда они укрылись неподалеку, прямо среди могил. Анюта  затрясла головой, пытаясь отогнать ужасную догадку, в отчаянии посмотрела на сестру. Та молча кивнула. Ее посеревшие губы дрожали. Совсем близко раздался свист падающей бомбы. Катя рванулась вперед, накрыв своим телом и дочку, и сестру…

Долгожданная тишина казалась зловещей. Птицы не пели. На месте сторожки дымилась страшная воронка. Стараясь туда не смотреть, сестры побрели к дому. Анюту трясло. Людочка на руках у Кати то и дело вздрагивала и судорожно всхлипывала во сне.

Их дом уцелел. С порога к ним кинулся Виктор, сгреб всех троих, прижал к себе,  выдохнул: «Живы…» Помолчал и добавил: «Вам нужно поскорее уезжать. Соберите все необходимое. Сейчас машина пойдет,  доберетесь до поезда, потом в Москву».

«Я соберу!» – Анюта со всех ног бросилась в дом. Оказывается, она все это время была в одной ночной рубашке! На мгновение приложив ладони к запылавшим щекам, Анюта переоделась и стала складывать на стол стопки пеленок и распашонок, свою и Катину одежду. Подумав, положила туда же пальто и крест-накрест связала углы скатерти. У сестер было не так уж много вещей, однако узел получился внушительный. Еду Анюта сложила в отдельный узелок.

Потом она медленно присела перед швейной машинкой, как будто извиняясь, погладила блестящее колесико, прижалась щекой к холодному гладкому боку. Изо всех сил стараясь не разреветься, надела на машинку футляр. Вспомнила про «лодочки». Развязывать узел было некогда: к дому уже подкатил грузовик с полным кузовом женщин и детей. Анюта сбросила парусиновые тапки, надела туфельки и поволокла вещи к выходу. У самого порога охнула, бросила узлы, вернулась. Бережно сняла со стены гитару и положила на кровать: чтобы не упала и не разбилась, если снова начнут бомбить.

Катя с Людочкой уже сидели в грузовике. Виктор забросил в кузов вещи, обнял Анюту, подмигнул:
— Выше нос! К дедушке с бабушкой едете, ты ведь так этого хотела!
Анюта собралась возразить, что  так  ехать она совсем не хотела, вместо этого заплакала и прошептала:
— Ты приезжай к нам скорее, пожалуйста! Никаких гостинцев не надо, просто сам приезжай, и всё.
— Я обязательно приеду. – Виктор поцеловал ее в висок, помог забраться в кузов. Грузовик тронулся. Виктор последний раз помахал им и быстро, почти бегом, зашагал на аэродром. Катя подняла руку и трижды перекрестила мужа…

Людочка капризничала и никак не могла уснуть. Катя стала укачивать ее, тихонько напевая колыбельную. Анюта прижалась к Катиному плечу и не заметила, как уснула.

Тогда она еще не знала, что до Москвы они доберутся только через две недели. Когда их поезд разбомбят под Житомиром и придется долго идти пешком, ее замечательные «лодочки» совсем развалятся. Что война продлится долгих четыре года. Виктора они больше не увидят, он погибнет под Курском в сорок третьем. В тот же год Катя уйдет на фронт, и теперь уже Анюта заменит Людочке мать. Людочка вырастет умницей и красавицей. Каждый год 9 Мая она будет приводить своих детей, а потом и внуков, к обелиску в подмосковном поселке Октябрьском, где среди других золотом выбито имя ее отца.

Колыбельная все звучала, Анюта спала и улыбалась во сне: ей снилась мама.

© Noory San, фото из семейного архива.

На заглавной довоенной фотографии — Виктор и Катя Чижовы.