День мучителя

В день учителя принято поздравлять педагогов и петь им дифирамбы. Но вместо этого мне хочется поделиться с вами кошмаром, о котором я никогда никому не рассказывала.  Этим кошмаром была моя первая учительница.

Вам приятно вспоминать свою первую учительницу? Я вам завидую. Мои воспоминания о начальной школе похожи на страшный сон. «Ты не поверишь, но мне её совсем не жалко. Больше того — я чувствую облегчение», — сказал мне бывший одноклассник, взрослый состоявшийся мужчина — полковник ФСБ, узнав о смерти нашей первой учительницы. Я верю. Потому что чувствую то же самое.

Считалось, что учиться у нее — очень престижно. Поэтому попасть к ней в класс было нелегко. Она не просто отбирала уже «готовых» (в смысле, читающих и пишущих) детей. Она отбирала их еще и по тому, чьими детьми они являлись. Родители её учеников должны были иметь высшее образование и занимать высокие должности (в управлениях, министерствах и ведомствах) либо быть «полезными» — работать в торговле, медицине или в строительстве (чтобы могли снабдить дефицитом, полечить или бесплатно отремонтировать класс).

Моя мама сделала всё, чтоб я попала именно к этой учительнице, потому что, судя по отзывам, она давала качественные знания. Мои родители были простыми инженерами, но у них была хорошая знакомая в ГОРОНО. К тому же, я хорошо умела читать и уже писала прописными буквами. Так я попала в этот класс.

Да, она давала хорошие знания. Но они были замешаны на страхе и густо политы унижениями. Она в принципе не признавала за нами права иметь чувство собственного достоинства. Она выпалывала его из нас, как сорняк, и насаждала на его место чувство вины. Виноватыми и запуганными гораздо проще управлять, чем шумными и раскованными, не так ли?

С самых первых уроков она внушила нам ужас. Клянусь – я не могу вспомнить, какая улыбка у моей первой учительницы, потому что за все годы ни разу не видела ее улыбающейся. Она стремилась контролировать всё и вся. Она казалась вездесущей, поэтому даже после уроков мы не могли расслабиться. Ходить в школу было страшно. Но не ходить – еще страшнее. Мне казалось, что если вдруг меня не окажется в школе, то она придёт, найдёт и… Что будет дальше, даже думать не хотелось, поэтому в нашем классе никто уроки не прогуливал.

С первого школьного дня я находилась в постоянном напряжении и ощущала жуткий страх. Я боялась всего – икнуть, чихнуть, кашлянуть. Мои одноклассники чувствовали то же самое. Некоторые из них на уроках писались в штаны, потому что боялись попроситься в туалет, дабы не вызвать ее недовольство.

Она была не просто страшна в гневе. Любому, кого вольно или невольно угораздило вызвать ее гнев, безопаснее было бы умереть на месте. Потому что ее гнев могло вызвать всё, что угодно. Даже самые невинные вещи приводили ее в бешенство. Она могла выставить к доске и весь урок унижать перед классом ученика, нечаянно уронившего карандаш и этим помешавшего ей объяснять задачку. Однажды мой сосед по парте закашлялся и после этого целый урок простоял перед классом за то, что своим дурацким кашлем нарочно(!) перебивал учителя. Когда ему разрешили сесть на место, его стошнило прямо на тетрадь.

Расслабляться было нельзя даже после уроков. Однажды учительница узнала, что, гуляя во дворе, ее ученик запустил в одноклассницу огрызком яблока. В результате все 4 урока на следующий день были посвящены несчастному огрызку. Не удивлюсь, если окажется, что в тот день наш одноклассник навсегда возненавидел яблоки.

Если у кого-то тетрадь была без обложки, или в ней было много зачеркиваний, учительница могла назвать ее грязной, брезгливо взять за уголок двумя пальцами и бросить в корзину с мусором. Или порвать на куски, расшвырять по классу и заставить ее владельца собирать и выбрасывать клочки. После чего он должен был завести новую тетрадь, переписать туда всё, что было в старой, и предъявить на проверку.

Перемен для нее не существовало. Она могла провести урок, потом продержать нас за партами всю перемену и только после звонка на следующий урок «милостиво» разрешить сбегать в туалет тем «слабакам и больным», кто так и не научился терпеть до конца занятий. При этом она засекала ровно 5 минут, и не дай бог было кому-то в них не уложиться. Нас было много, а работающий туалет – один, поэтому пописать успевали только первые из добежавших, а остальные возвращались в класс и продолжали терпеть.

Ей ничего не стоило оставить нас всем классом после уроков на неопределенный срок. Ее не волновало, что кто-то из-за этого не попадет в секцию или в  музыкалку. Ей ничего не стоило высмеять худую и бледную после болезни ученицу, назвав ее Бабой Ягой с синяками под глазами. Или выставить на посмешище ученика из-за того, что у него потрепанные сменные тапки, а других нет. Ко мне она однажды привязалась, заподозрив, что я покрасила волосы. Мы писали диктант, когда она неожиданно подошла и потянула меня вверх за косу. Чтобы она не вырвала мне волосы, мне пришлось встать и до конца урока доказывать, что я не верблюд. Я шатенка, но на солнце мои волосы отливают рыжим, а я тогда как раз сидела у окна. Диктант мы дописывали на перемене.

Когда я была во 2-ом классе, моим родителям на работе досталась путевка в профилакторий выходного дня. Терять возможность бесплатно отдохнуть им не хотелось, а меня оставить было не с кем. Они решили взять меня с собой, а так как мы учились по субботам, то мне пришлось пропустить школу. «Ничего страшного, — сказала мама. — За один день много не пропустишь, а учительнице я записку напишу».

Выходные я провела, как на иголках. А когда пришла в школу и дала учительнице мамину записку, та ее скомкала и запустила мне в лицо. Уроки в тот день были посвящены моему возмутительному прогулу. Раз двадцать в разных вариациях мне было повторено, что если родители не могут оставить меня, 8-летнюю, одну, то и не хрен вообще куда-то ездить – пусть дома сидят. А я — дура и тупица, раз не заставила родителей остаться дома со мной. Она вещала на весь класс, а я стояла на всеобщем обозрении и мечтала провалиться сквозь землю, а еще лучше сразу умереть.

Однажды был урок внеклассного чтения и она велела нам принести в класс книги, которые мы читали дома. Я принесла «Маленькую волшебницу». Книга была редкой, и её мне дала почитать моя тётя. Не подарила, а именно дала почитать. Я обожала эту книгу. Учительнице она тоже понравилась, поэтому она забрала ее у меня насовсем для классной библиотеки.

Когда после урока я попыталась объяснить, что книга не моя и мне нужно её обязательно вернуть, учительница рассердилась. И весь следующий урок посвятила тому, какая я жадная и мелочная эгоистка. Такие, как я, недостойны быть октябрятами. Она сорвала с меня звёздочку и кинула в ящик своего стола. У меня не хватило духу рассказать маме правду. Мне не хотелось, чтобы мама пошла в школу выручать тётину книгу и тоже наслушалась гадостей. Пришлось наврать, что книга потерялась, а новую звездочку купить за 10 копеек в киоске «Союзпечать».

В нашем классе была девочка, с семьей которой наша первая учительница была в родственных отношениях. Это была единственная ученица, к которой она относилась совсем не так, как к остальным. Когда девочка на глазах у всех делала что-то плохое, и это доходило до учительницы, она не признавала ее вину. «Я не верю, она не могла такое сделать. И не смейте никогда клеветать на неё!», — вот и весь сказ.

Однажды эта девочка получила в тетрадке 5 пятерок подряд и за это ей наклеили на тетрадку звёздочку. Расхваливание «своей» девочки растянулось до конца урока. На перемене я порылась в своей тетрадке и обнаружила там 10 пятерок подряд. Показала их подружке. По всему выходило, что мне полагается целых 2 звездочки. Но подойти к учительнице меня бы не заставил даже взвод автоматчиков. Подружка не выдержала и сама показала мою тетрадку учительнице. Мне наклеили звёздочку. Но только одну. Предварительно пристыдив меня и обозвав выскочкой.

Когда мы учились в 3-м классе, рядом с моим домом построили новую школу, и все, кто жил рядом, перешли туда. Рано радовались. Учительница тоже туда перешла, хотя и не жила рядом. И начально-школьный кошмар продолжился до самой средней школы. Однажды, когда мы уже учились в 5-ом классе и больше ей не подчинялись, она ворвалась в наш класс посреди какого-то урока и начала выяснять, почему никто из нас не поздравил её с днем рождения!

Не только нам так повезло с первой учительницей. Когда я окончила школу, и меня угораздило прийти туда работать по распределению, мне пришлось вести классы, в которых она когда-то тоже была первой учительницей. Таких детей ни с чем не перепутаешь. Они сидели на уроках тише воды, ниже травы и боялись шевельнуться. Их было ничем не расшевелить, не рассмешить, не растормошить. Более закомплексованных учеников я никогда не видела. Они не болтали на уроках даже шепотом!  И страшно переживали из-за отметок, опозданий, забытых тетрадок и вообще всего на свете. Я никогда их за это не ругала и от души им сочувствовала. Потому что знала, каково это – учиться у нее.

Разумеется, это далеко не всё. Вспоминать можно бесконечно. К сожалению. И я уверена — таких воспоминаний полно не только у моих одноклассников, но и у остальных ее учеников за все прошлые годы. Жаловаться на нее никому и в голову не приходило, потому что она держала в страхе не только учеников и их родителей: её коллеги учителя во главе с директором школы тоже предпочитали с ней не связываться.

Для нас она была чем-то вроде Волан-де-Морта. Того-Кого-Нельзя-Называть. Наверное, поэтому мне не хочется упоминать ее имя. А те, кому довелось учиться у неё, уже сами давным-давно догадались, о ком идет речь. Такой вот день мучителя учителя…

© Текст — Noory San. Картинки — Злой ИА.