История мамы глазами моего отца. Это её все звали Чижик, и это ей он посвятил в своём дневнике покаянные строки, которых она никогда не прочтёт.
«…Часто я подхожу к калитке. Обопрусь, долго-долго гляжу в сторону Семёновского и представляю могилку Люды. Эта зима 2004-2005 года была особенно трудной. Посещая кладбище, я думаю: приду, выскажу Люде вслух всё, что наболело. А прихожу, смотрю на фото и стою, как истукан. И сказать могу только: «Прости за всё!»
Я выпиваю рюмку перед обедом, и на меня наплывают воспоминания. Я не успеваю записывать, а потом всё сходит на нет. Как дурак, не знаю, что писать. И для чего писал всё это – для чего, для кого… Переключаюсь на фотографии, смотрю молча и плачу.
…Наконец-то повесил «тарелку». Интерьер нашего дома изменился в лучшую сторону. Я доволен. Сохранить бы этот интерьер в будущем. Люде это было бы приятно. Она любила, когда другим было хорошо и приятно.
Каждый день вставая, я обращаюсь к фотографиям. Молюсь, что была такая женщина. И каждый день я задаю вопрос: почему так случилось, что её больше нет? Это вопрос моей жизни. Жить долго без неё я не смогу.
На 28 июля она заранее (видимо, чувствовала, что с ней случится) прислала последнее поздравление. Я очень-очень редко открываю эту открытку. После этого чувствую себя очень плохо, разбитым. Там слова, чтоб каждый день был как праздник. Без нее нет праздника и не будет. Вспоминаются её слова: «Ох и тяжело тебе будет без меня…». Она права как всегда. Жить по её завещанию я не смогу. Должен произойти какой-то перелом осознания новой жизни. Не могу перестать думать. Иначе это будет предательством. Свечка догорела. Я подавлен.
…Постоянные думы о Люде заставляют меня записать что-то. Воспоминания – единственный способ общения с ней. В голове возникают многочисленные эпизоды. Вот об этом, об этом я запишу. Но после «трапезы» всё улетучивается. Остаются какие-то незначимые моменты. Бывает я просто закрываю тетрадь.
Наверное, надо писать с самого начала, о нашем знакомстве в момент выпускных экзаменов. До этого я встречал её во время праздников. Наши Чижовы часто справляли праздники вместе. В школе мы в 9-10 классе учились в одном классе. Знал я, что это Люда, дочь дяди Виктора и Катерины. Знал, что она моя дальняя родственница, поскольку все наши родственники были Чижовы.
Инициатором нашего знакомства была наша баба Тоня. Поводом послужила моя неуспеваемость по немецкому языку. У меня была двойка. И чтобы не провалиться на выпускном экзамене б. Тоня попросила б. Катю и Люду позаниматься со мной немецким.
…Сегодня 16 марта, весна задерживается. Я не думал сегодня писать, но время торопит. Итак, про немецкий язык. Учительница была вреднейшая баба. В общем, она узрела во мне этакого гадкого мальчишку. Я не против был немецкого языка. Все задания по словам я знал хорошо. А вот произношение – это её вина. Все они, сволочи, произносили слова и фразы быстро, еще к тому же картавили. Я же по восприятию был замедленным.
Если бы мне чётко произнесли слово или фразу, и я уловил её, запомнил – это навсегда. Они же: «Нам некогда повторять!» А в учебнике нет объяснений интонаций и произношения. Особенно меня раздражало: в тексте «eu», а я должен сказать «а». Зачем, если есть просто «а» и в других случаях это читается «а»? Бардак какой-то!
В общем, Люда занималась кропотливо со мной, объясняя, что ей было доступно. В итоге я получил «3» в аттестате.
…Сегодня 11 апреля 2005 года, продолжаю мысль. Совместное учение как-то сблизило нас. Мы встречались, разговаривали, один или два раза ходили купаться в Островцы. Там было большое чистое красивое озеро. Возвращались домой, беседовали, подтрунивали друг над другом. Было интересно. Сейчас я осмысливаю эти встречи с точки зрения прожитых лет. Люда жила в то время в окружении бабушки и девочек-сверстниц. И она впервые оказалась близко среди 2 мальчишек (т.е. нас с Толей). Наверно ей было интересно общение с другим мальчишеским полом.
…Я расстроился, прочитав старые записи. Смогу ли что-то записать? Всё время думаю о Люде. Что могло бы быть, если не погиб её отец. Молодой офицер-лётчик, перспективный. Наверняка удачно бы сложилась его судьба[зачеркнуто] карьера если бы… И у Люды была бы совсем другая судьба, более счастливая. Она заслуживала этого. А сложилось так что жила с бабушкой – прохиндей отчим и мать, которая во всем потакала ему. Потому что в то время быть солдаткой было не в моде, да и инстинкт г-на Фрейда диктовал своё.
В послевоенное время Люда жила с бабушкой и дедом Федором в доме на Красном Знамени (многосемейный деревянный дом с отдельными входами). В том доме потом появилась Света.
Это была доброжелательная общительная семья. Сколько застолий прошло в этом доме. Это были настоящие встречи-праздники с вином, песнями и никаких эксцессов. Просто дружеские посиделки. Редко, но я бывал там. Дед и бабушка очень любили Люду. Особенно дед. И она всегда отзывалась о них с любовью. И мне нравился старый дед Фёдор.
…Сколько знал её (Люду) – она была душой всех праздников, вечеринок. В школе её все звали Чижик. Не знаю, почему, в институте её тоже все звали Чижик, а уже потом – уважительно: Людмила Викторовна. Я тоже звал её Чижик, но чаще просто Люда. А когда сердился, в шутку звал Люся. [Ей очень не нравилось, когда её называли Люся].
В школе Люда училась только на «5». Она не получила медали, потому что медали изначально предназначались сыну директора школы и дочери зам. фабкома фабрики. Такова была действительность жизни «общества». Умнейшая учительница литературы (очень старая дама) пророчила Люде педагогическую деятельность и узнав потом, что Люда поступила в институт Стали, возмутилась.
…Я уже писал, что бывают моменты, порывы записать что-то, что я считаю необходимым. Обычно это обеденное время. Я выпиваю рюмку водки. Созревает план повествования. Но вдруг все исчезает. Мысли улетучились. Муза появляется только на миг.
Прочитал последнюю запись. «Муза». Какая муза? Я пишу не для музы ради красного словца. Я стараюсь описать нашу жизнь. Дай бог это будет кому-нибудь интересно. Бывают дни, когда я парализован и мысли только о нас, как у нас это было. И еще музыка – старая. В каждой песне я нахожу слова и мысли как у нас было. Если будете прослушивать старинные записи, может быть Вам откроются чувства и наши настроения.
…Уже май. Всё цветёт, поют соловьи. Только этого она уже не увидит. Я поставил в вазочку нарциссы сколько уместилось. Их в этом году великое множество. И один единственный тюльпан. Они росли при ней. Я замаливаю вину перед ней. Я бы немедля отдал бы жизнь за её воскрешение. Где-то в библии сказано: бог воскресил кого-то из мертвых. Где же этот Бог. Я не знаю, что бы я сделал если бы она ожила. Я бы наверное зацеловал, высказал бы все слова, которые носил и скрывал в душе. Я чувствую такую вину перед Ней. Я не воспользовался полностью своим счастьем. Я буду корить себя до конца дней своих. Мои терзания закончатся, когда меня не будет.
Иногда я представляю как бы сложилась моя жизнь если бы я не встретил (не могу подыскать подходящего слова) Люду. Наверное Бог пересёк[зачеркнуто] связал наши пути. Разве он не мог предвидеть, что обрекает Её на такую судьбу. Разве он не знал, что она заслуживает счастливой жизни. Может он сделал это для меня? Может он знал, что без Неё я ничто. Но зачем ценой её судьбы! Она вела меня по жизни. Не представляю, что было бы без Неё. Просто не представляю. Наверное какой нибудь кавардак («всё не так, как надо»).
…От мыслей о Ней я не могу освободиться. Сегодня купил большую красно-вишнёвую розу. Заехал на кладбище, постоял у могилки. И вот опять я дома, у фотографий Люды. Вновь всматриваюсь в фото. Большая фотография в семейной обстановке. Маленькая на паспорт. Красивая женщина на зависть многих мужчин. Я молюсь на эти фото, и сердце болит, и убрать их не могу. Как в песне «Мне бесконечно жаль моих несбывшихся желаний, и только боль воспоминаний гнетёт меня».
Люда до 17 лет носила косички. Нет, это не были косы. Это были две косички, соединенные сзади в две дужки. Однажды она их обрезала и сделала короткую прическу типа крупной завивки. Мне кажется она переживала и долго привыкала к новому облику. А я не мог что-то сказать. Она мне нравилась в любом виде.
…Слушая старые песни я переношусь в далёкие годы. Переношусь как-то странно. Всё пережитое представляется каким-то объёмным эпизодом. Из него я вытаскиваю отдельные моменты жизни. Обычные, приятные и не очень. Они были. Последние вызывают у меня депрессивное настроение.
А песни нашего времени сопровождали нас всю жизнь. Это были наши культовые песни, мелодии «Брызги шампанского» (какое название, только представьте), «Люблю», «Счастье моё», Рио-Рита. Не перечислить все.
«Наш уголок нам никогда не тесен». Это был уголок на кухне у деда где мы готовились к экзаменам, где потом стоял холодильник «ЗИЛ» (ему сто лет). Но поцелуи были чисты как первая любовь. Зачем так случилось – дожили бы вместе до глубокой старости. Были бы немощны когда уже не было бы физических сил жить тогда было бы легче расстаться.
…Я встретил Новый Старый год у Светы. Всё было хорошо. Но я почему-то стремлюсь в Перегудово. Это теперь окончательно Мой дом. Я вошёл, увидел фотографию Люды. Осознал, что я дома.
Наступили святки. В детстве шутили – надо положить под подушку какую-нибудь вещь или загадать желание, чтобы приснилось желаемое. Я положил под подушку фото Люды. Увы, она мне не приснилась.
…Смотрю на фотографии Люды с родственниками. В ней столько жизни, радости. На другом фото с подсвечником розочкой — задумчивость какая-то, отрешенность. Как будто процесс съемки сам по себе, она тоже сама по себе. Хотя и позировала. Две основные фотографии в белой кофточке и в юности 3х4. Эту кофточку она долго носила. Весь институт и потом на работе. Мы оба (оба) носили до конца вещи которые любили. Мы могли вспомнить и пересчитать на пальцах все носимые вещи. Сколько платьев и костюмов было.
Я учился в институте и ходил в 2х рубашках. Неделю в одной, неделю в другой. Люда всегда была в сине-голубой кофточке с полосками. Эти 2 фотографии мне наиболее дороги. Одна воскрешает юность, другая последние годы. Они всегда смотрят на меня, когда я в доме. Мне кажется они следят за мной (это грубо)[зачеркнуто] наблюдают. Её взгляд то осуждающий, когда я делаю что-то неправильно, то одобряющий. Иногда, когда я делаю что-то не так, я стараюсь не смотреть на фотографию.
Бедная. Она окунулась в любовь, не представляя что ее ждет впереди и особенно в конце жизни. Я только молюсь, дай ей Бог покоя. Я любил её по-своему. Я не смогу объяснить вам как. Но любил. Я не выпячивал свою любовь. Из-за этого она может быть не чувствовала этой любви. Может я был неправ, скрывая её в себе. Но это было. Может кто-то и скажет что это плачет водка, но и другое – в вине истина.
…Считай я всю жизнь прожил под присмотром в хорошем смысле этого слова. Она управляла мной, заставляла делать дела. Советовала, учила. Не представляю что было бы со мной, если бы не она. Я благодарен ей за всё.
Ещё при жизни Люды меня терзала мысль, что я не дал ей всё то, что она заслуживала. Она заслуживала большего. Вспоминая Её, я оглядываюсь налево, направо, словно ищу её и не нахожу. Но мне всегда кажется, что она со мной рядом. Просто я её не вижу.
…С каждым днем жить становится труднее. Мысли о том, что я был неблагодарен этой женщине, угнетают меня. Я чувствую неизгладимую вину перед нею. И мои мучения кончатся лишь тогда, когда я лягу рядом с Ней. А пока жизнь состоит из душевных укоров и презирания себя.
Я беру фотографию Люды, подхожу к свету, чтобы было видно ее лицо. Всматриваюсь. Но простить она меня не может. Не с кем поговорить откровенно, да и не хочется. Мне трудно вспоминать былое. Ещё труднее писать об этом.
Настроение падает до нуля, жить не хочется. Если бы можно было бы исчезнуть, испариться без следа я готов. Нет меня и всё. И никого не беспокоить, не нагружать. И в голове все вопросы – почему получилось так. Какая-то частичка самолюбия останавливает меня признаться, что во всём этом виноват я.
…Коротка человеческая жизнь для осознания и исправления ошибок. Сначала мы живём, не думая о времени и годах, считая что всё впереди, мы всё сделаем, всё успеем. Течёт и меняется всё. Хотел бы всё поправить, изменить, но всё изменить уже нельзя. Остаётся только боль и вина несделанного с многочисленными Не. Не смог, не ценил, не долюбил. И потом это Не ежедневно досаждает тебе, принося душевную боль. А изменить уже нельзя ничего.
…Я вспоминаю её серо-голубые глаза. Я видел их очень близко. Я тонул в них. Я ощущал счастье (или как говорят был на вершине счастья), когда целовал её глаза. Она часто твердила – нельзя этого делать, это к разлуке. Разлука ты разлука, чужая сторона. Никто нас не разлучит, лишь мать сыра земля. Что-то пришло на память…»
P.s.
Эту свою фотографию мама подарила отцу ещё в школе.
На обороте надпись: «На память братику Геннадию от сестрёнки Люды».
Вот такая история…
