Дорога к богу у каждого своя и редко бывает прямой да гладкой. Для Павла Санина дорога к Богу пролегла через тюрьму.
Покаянная молитва
Над тюремной оградой золотился купол храма, а по округе плыл колокольный звон. Если бы несколько лет назад Паше Санину сказали, что он станет церковным старостой и научится звонить в колокола, он бы только рассмеялся в ответ и покрутил у виска.
«На воле я вообще в Бога не верил, — рассказывает он. – Считал, что в церковь только ненормальные ходят или кому делать нечего». А парню было чем заняться: днем он работал, по вечерам отдыхал с друзьями и встречался с девушками. Хотя однажды в церковь всё-таки зашёл – на спор.
«Я познакомился с девушкой, и мне захотелось близких отношений, — вспоминает Павел. – Она решила меня подразнить. Сказала в шутку, что секс вне брака – это грех, но если я схожу в церковь и заранее замолю этот грех, то она согласится со мной переспать. Вошел я в церковь, встал на колени перед крестом. И вдруг мне так плохо стало! Чувствую, что ничего уже и не хочу, даже девушка мне стала не нужна – встал и домой пошёл».
В следующий раз он зашёл в церковь, когда оказался за решёткой. Зависть не напрасно считается смертным грехом: она-то и толкнула парня на преступление. Паша рос в неполной семье. Мать старалась, как могла – сын не голодал и раздетым не ходил. Но всё равно чувствовал себя обделенным. Сравнивал себя с благополучными и обеспеченными сверстниками, и ему очень не хватало того, что в достатке было у них – отцовского внимания, дорогих игрушек и так далее.
Паша повзрослел, а его обида на судьбу так и не прошла. И когда представился случай срубить лёгких денег, Павел им воспользовался. Первый срок он получил за воровство. Второй – за грабёж. Вспоминать о случившемся было неприятно: душу терзало запоздалое раскаяние.
На территории колонии, куда он попал, завершалось строительство храма. В скором времени его был должны были освятить. Пашу попросили помочь вешать иконы, и в какой-то момент он остался в храме один.
«Я лампадки зажёг – просто так, захотелось посмотреть на них, — вспоминает Павел. И вдруг почувствовал потребность выговориться – рассказать, о том, что меня мучает. Встал на колени, начал говорить, а дальше… Часа полтора встать не мог – весь пол слезами залил перед иконой Богородицы. Меня трясло, я свернулся клубком, лежал на полу и плакал. Такая вот случилась покаянная молитва на полтора часа. Из храма вышел с лёгким сердцем. Пришёл в барак, услышал мат – и осудил человека. И тут же рассердился на себя: кто я такой, чтоб осуждать, чем я лучше? И понял, что начинать надо с себя. Блюсти себя, чтоб не впадать ни в осуждение, ни в уныние, ни в отчаяние, и помочь в этом может молитва. Так я приобщился к православной вере, стал ходить в храм и молиться. Сейчас я понимаю, что в тот момент в храме на меня снизошла благодать».
По ком звонит колокол
Чудесным зимним днем храм был освящён в честь Николая Чудотворца. Старостой храма неожиданно для самого себя стал Павел Санин. Этот храм – один из немногих в России, где литургию осужденные служат своими силами – без батюшки. А Павел – единственный человек в колонии, который свободно читает на старославянском языке. Больше всего ему нравится служить на Пасху. «Это так чудесно – первым провозгласить: «Христос воскресе!», — делится со мной Паша. – А ещё у нас есть чин прощения. Это монастырский чин, в зонах его обычно не бывает. Но мы решили, что у нас он будет: мы все каемся и просим друг у друга прощения. Самое главное в жизни – уметь прощать. Ты простишь – и Бог простит».
Паша приходит в храм в 6 утра, а уходит в 8 вечера. Он тут не только староста, но и пономарь, и алтарник. Община в колонии небольшая – около 30 человек. Большинство из них работает, поэтому утром Паша часто служит в пустом храме. На вечернюю службу собирается человек 8-10. Зато в выходные и в праздники приходят все.
Недавно матушка Тавифа – игуменья Свято-Троицкого монастыря в Муроме – привезла сюда колокола. Храм обрёл голос, а Павел – ещё одну профессию. С благословения матушки он начал изучать колокольные звоны и вскоре стал звонарём.
— Звоны бывают будничные, воскресные и праздничные, — просвещает меня Паша. – Не зря говорят: «Язык колокола глаголет о Боге». Наши предки понимали язык колоколов. Православный человек по характеру звона узнаёт, что происходит в храме. Если слышен перезвон, то это праздник. Если перебор, то это панихида и так далее. В старину колокол созывал наших предков на вече. В особых случаях я тоже пользуюсь колоколом, чтобы оповестить наших верующих. Когда приезжает матушка Тафифа, я ударяю в колокол, и все спешат в храм.
— Колонию часто посещают правозащитные комиссии. Они вам как-то помогают, в храм заходят?
— Ни разу не заходили! Я считаю, любой православный человек, кто сюда приезжает впервые, тем более правозащитник, должен в храм зайти. А их храм вообще не интересует. Они мимо храма идут – даже не перекрестятся. А это не просто здание, наш храм основан на святых мощах. Тут благодать, и если человек это чувствует, он обязательно в храм зайдёт. А если нет, значит, он одержим бесами – это они его в храм не пускают. На воле то же самое.
И чтец, и швец
На колокольню ведет узкая длинная металлическая лесенка, приделанная к стене и похожая на шведскую стенку. «А вы сможете по ней забраться-то? – с сомнением произносит Павел, пытаясь остудить мое желание влезть на колокольню. Вместо ответа я взбираюсь на самый верх, за что получаю прозвище «Скалолазка Фотиния».
Маленькая комнатка при колокольне отделана деревом и выглядит уютной. Здесь есть иконостас и столик, заставленный книгами. Больше других Паше нравятся книги архимандрита Рафаила (Карелина) и архиепископа Луки (в миру – Валентина Феликсовича Войно-Ясенецкого, выдающегося врача-хирурга).
«Осужденные, которые не ходят в церковь, иногда надо мной насмехаются – просят показать им Бога, — рассказывает Павел. – Тогда я рассказываю им случай с архиепископом Лукой. Однажды его спросили: «Как вы, просвещенный человек, профессор, можете верить в Бога? Это же чушь, Бога нет! Люди летают на самолетах, но никакого Бога в небесах не видели! Разве вы когда-нибудь видели этого своего Бога?» На что он ответил: «Бога я действительно не видел. Но я много оперировал и, открывая черепную коробку, видел там мозг, но никогда не видел там ума». Эта притча заставляет задуматься, и насмешки прекращаются сами собой».
Кроме основных обязанностей, которых в храме у него немало, Паша много читает и ведет обширную переписку. Он пишет маме, знакомым и в монастыри. После освобождения он хочет остаться в городе и помогать в монастыре. Он уверен, что это поможет ему очиститься и приблизиться к Богу. «Но ведь тут женский монастырь, а вы мужчина», — недоумеваю я. «В монастыре я буду работать, а жить – за его пределами, — удивляется Паша моей недогадливости. – Монастырь еще только строится, и там много чисто мужской работы, которую женщины выполнять не могут. Я много чего умею. В колонии я на швейном производстве работал, получил специальности сварщика и сантехника. Теперь вот хочу успеть выучиться на плотника — это Божья профессия».
Когда у Паши выдается свободная минутка, он пишет стихи. О вере, надежде, любви и, конечно, о маме. Похоже, что кроме старенькой мамы на воле его никто не ждёт?
— До тюрьмы у меня была чудесная девушка, — будто прочитав мои мысли, задумчиво говорит Павел. – Когда я сюда попал, то с ней расстался. Не она меня бросила – это я от неё отказался. Посмотрел на свой проступок и посчитал, что не достоин её. Хотя она меня любила и ждала. Она была верующая и очень хотела, чтоб я тоже поверил – хотела меня спасти, помочь измениться к лучшему. А у меня не только потребности тогда такой не было, я даже думать об этом не хотел. Эгоистом был, пил, гулял. Чувствовал по отношению к ней гордость и высокомерие, смеялся над ее религиозностью. Недавно она вышла замуж, родила, но до сих пор пишет мне письма. Мне тяжело их читать, ведь я до сих пор ее люблю и молюсь за нее. Сейчас бы она за меня порадовалась: ей всегда хотелось, чтобы я верил и ходил в церковь. Вот ведь как бывает в жизни: ступил на скользкую дорожку, а в итоге именно она и привела меня в храм!
Скоро Павлу представится возможность условно-досрочного освобождения. «На всё воля Божья. Меня арестовали накануне дня рождения, поэтому и освобожусь я как раз в день рождения. Как будто в подарок. Я часто думаю: нас так много, мы для Господа как песок. А он каждую песчинку видит, на каждую внимание обращает и знает её судьбу…»
Паша дарит мне иконы и обещает молиться за меня. На прощанье он читает мне стихотворение, которое посвятил своей младшей сестрёнке:
Помолюсь за тебя, поставлю свечку,
Чтоб теплилась любовь в твоем сердечке.
Попрошу у ангела защиты –
От зла бесовского, от бед и от обиды.
Богородице-царице ставлю свечку –
Чтоб покрыла нежностью сердечко.
Помолюсь Господу о нас с тобою,
Чтобы выпало поменьше в жизни горя.
Ну, а ты, родная, закрывая глазки,
Скажи: «Господи, помилуй Пашку!»
© Текст и фото — Нури Сан.
P.s. Одна из историй, не вошедшая в книгу «Красный день календаря в колонии особого режима». Как обычно — имена изменены, лица на фотках спрятаны.
