Здравствуй, папа! Хотя, пожалуй, слово «здравствуй» неуместно, ведь ты уже полгода как не здравствуешь. Наверно, надо было написать «дорогой папа». И это было бы правдой, ведь твоя смерть слишком дорого обошлась мне, мужу и детям.
Моё последнее письмо тебе будет длинным и сумбурным. Так бывает, когда о многом хочется сказать и ничего при этом не забыть. Я могла обойтись одной фразой: папа, ты – подлец. Но о покойных «либо хорошо, либо ничего, либо правду». Последнюю часть этой присказки так часто опускали, что многие её не знают.
Эту самую правду я и хочу поведать миру. Миру насрать, он даже не заметит. С тобой поговорить уже нельзя. Но я хотя бы выплесну наболевшее на бумагу. И мне, быть может, полегчает. В крайнем случае — нет.
Недавно у меня был день рождения. Ты столько лет не поздравлял меня, отец, что я привыкла. И перестала ждать твоих звонков. И надо же – хотя ты больше никогда не позвонишь, а свой подарок мне припас! Точней, «подарочек». Что-что, а делать гадости ты был непревзойдённым мастером всегда!
Теперь я знаю, почему последние пять лет ты отводил глаза, когда я приезжала тебя навестить. Ты чувствовал неловкость от общения. Всё оказалось очень просто: ты совершил подлость и боялся, что я узнаю. Пять лет назад ты оформил завещание, где всё оставил своему сыну, моему младшему братцу. Абсолютно всё. В одну харю. Надеюсь, она у него треснет. А наследство твоё встанет ему поперек горла и выйдет боком. Всем сердцем этого ему желаю. Как говорится — «котелок за котелок»!
Знакомые мне рассказали: когда в последнее время тебя спрашивали, как дела у меня, твоей дочери, ты говорил, что у тебя нет дочери. Всех это очень удивляло, все думали, что у тебя маразм. Что-что, а притворяться дурачком ради своей пользы ты всегда умел! А может, ты так любил сына, что искренне забыл, что у тебя есть дочь? Вот только сын тебя не очень-то любил. Зато он очень любил твоё «добро». Надеюсь, что ты успел это понять на грани смерти.
Накануне моего дня рождения подходит срок вступления в наследство. И я лишусь нашего деревенского дома, который мы строили вместе с тобой, и в котором прошло мое детство и детство моих дочерей. И гаража, где стоит моя машина. И ещё много дорогого, чего деньгами не измерить.
Ты помнишь, пап, как мы с тобой поднимали это дом? Как ты звал меня, 10-летнюю, пилить венцы двуручной пилой? Как мы с тобою бегали от тумбы к тумбе с длинной трубкой – самодельным уровнем, чтобы фундамент вышел правильным? Как мы с тобой раствор месили – три ведра песка, одно – цемента? И как монетки в кладку прятали «потомкам»? Как разбирали ветхую драночную крышу, как пилили и строгали доски, как вместе обшивали новую террасу?
А помнишь, пап, как ты меня заставил целый час держать дверь, только бы не отпускать гулять с приятелями? Как мы вместе строили гараж на МЭЗе? Как чинили вместе твой горбатый старый Запорожец, как ходили вместе за грибами в несусветную даль, как бежали вместе ночью на пожар в деревне, как ночевали с тобой вдвоем в палатке на Тройной, где был ужасный ливень? Ты помнишь?
Что делал в это время твой сынок? Наверно, спал, ходил пешком под стол или капризничал. Как ни вспомню, он только и делал, что ныл! Он с самого рождения был недоволен всем на свете. У меня перед глазами его вечно сквашенное в обиженную гримасу лицо (даже на фотографиях!) и отвратительно пронзительные вопли. Бегал и истерично визжал, отчего вопли выходили «рваными», как будто кто-то ему в грудь стучал. Б-р-р… Надеюсь, однажды я это забуду.
Ты помнишь, пап, как говорил, что у тебя два гаража – один для дочери, второй для сына? И что участок наш деревенский ты разделишь по диагонали, чтобы никто из нас, твоих наследников, не смог продать его чужим – только друг другу? И как хотел оставить наш деревенский дом мне, именно мне? Не сыну, который его предаст и продаст, а мне – которая поднимет и сбережёт? Ты вряд ли помнишь. Иначе бы не поступил так подло, отняв у меня то, что было мне особенно дорого.
Ну надо же! Другие отцы стараются жалеть и защищать своих дочерей, а ты – вот так, наотмашь… Ты так сильно хотел мне нагадить, что даже помереть ухитрился так, чтоб срок вступления в наследство приурочить к моему дню рождения! Чтоб мне достался твой подарок с того света. Что ж… Родню познаёшь, когда доходит до наследства. Спасибо за правду, отец: теперь я знаю, как сильно ты меня ненавидел. А заодно узнала, как сильно ненавидит меня твой сын.
«Спасибо», папа. Я тебя любила. Всю жизнь старалась заслужить твою любовь или хотя бы одобрение. Из кожи вон лезла. Наизнанку выворачивалась. Я помогала тебе во всём, как если бы была мальчишкой. Я старалась. Я очень старалась. И искренне не понимала, почему меня нельзя любить и мной гордиться. Отлично училась в школе. В том числе, в ненавистной мне музыкалке. Поступила в лучшее музыкальное училище страны! Стала уважаемым педагогом, потом — успешной журналисткой, сейчас — востребованным писателем! Но ты всё равно считал меня плохой! С твоей подачи я всю жизнь думала, что недостойна ничего хорошего, раз оказалась недостойна твоей любви! Я пять десятков лет потратила, чтоб доказать тебе, что я достойна! Достойна гордости, любви и уважения. И только сейчас поняла, что дело не во мне.
Дело в тебе. Человек не может дать то, чего у него нет. Ты если и умел любить, то только себя! Ты даже маму не любил!!! Иначе бы ты её не угробил, когда ей еще жить да жить. И не лишил внучек бабушки. Впрочем, ты никогда не считал моих дочерей своими внучками! Ты сам это сказал, когда у твоего сына родилась пробирочно-суррогатная девочка, зачатая с шестого раза непонятно от чьего семени и неизвестно кем выношенная!
Я помню, как ты радостно орал своим друзьям по телефону: «Наконец-то я стал дедом, у меня родилась внучка!» Никогда не забуду обидное недоумение в глазах моих дочерей – твоих старших внучек, которые всё это слышали! С немым вопросом: а мы разве не внучки, дедушка?!.. Ты даже их не постеснялся! Ты показал двум девочкам, которые тебя любили, что внучки бывают разного сорта! Та, что от сына – любимая, желанная. А вы, которые от дочери – не внучки, а досадное недоразумение какое-то. Никчёмные, ненужные.
Наверное, поэтому ты очень неохотно приглашал их к себе в деревню. А если я их привозила, ты старался отравить их пребывание, ты делал всё, чтобы они поскорее уехали, и чтобы им больше не хотелось к тебе приезжать! В то время, как «желанная» внучка от сына проводила у тебя все выходные и каникулы. Правда, только до тех пор, пока твой сын не женился на злобной горбунье-карлице, которая стала отваживать твою любимицу, устраивая твоему сыну истерики «или она – или я»!
Уже потом, пап, когда ты пригляделся и немножечко «прозрел», ты сам неоднократно говорил и мне, и родственникам, что эта девочка-пробирочка – чужая. Неизвестно, чья. Она и не похожа на твоего сына ни капли! И ни на кого из нашей родни не похожа! Всем это было очевидно с самого начала. Однажды стало очевидно и тебе. Что ж. Лучше поздно, чем никогда. Я помню, как ты хотел заставить сына сделать тест на отцовство, но постеснялся. А может, побоялся, что он тебя без помощи оставит. В итоге так и вышло — он тебя бросил помирать! И с этим ничего уже не сделаешь. Смешно… Чужой дурно воспитанный ребенок все эти годы был тебе дороже родных, прекрасно воспитанных, внучек! Эх, папа, папа… Не на ту лошадь ты поставил.
Отдельное «спасибо» тебе за мои комплексы, отец. За неуверенность в себе, за страх и беззащитность. За то, что я годами бросалась на шею первым попавшимся мужчинам – тем, кто доброе слово скажет, похвалит или ласково посмотрит. Калечила тем самым свою жизнь и совершала страшные ошибки. Наука психология утверждает, что так ведут себя все дочери, которых не любили их отцы! Как хорошо, что я успела вовремя остановиться! И у меня ещё есть сколько-нибудь лет, чтобы побыть счастливой, чтоб ощутить заботу и защиту. Не от тебя, отец! А от настоящего мужчины – моего мужа. А ты как был капризный «мальчик Енечка» – так им и помер, земля тебе стекловатой!
А помнишь, пап, как ты собрался распахать поросший молодыми деревцами участок под картошку? И как мы с тобой в два топора за полчаса срубили всю эту густую поросль, потому что приехал тракторист, и он спешил? Сейчас этот участок зарос обратно. Еще немного, и там снова будет молодой лесок – совсем, как в моём детстве. Твоему сыну всё это не нужно. Он спит и видит, как поскорее всё это продать. Предатель!
С тех пор, как тебя нет, я постоянно плачу, папа. Уже полгода. Не по тебе! По дому, где прошло моё детство и детство моих дочерей. Дому, от которого вы с братцем меня так усердно отваживали все последние годы, чтобы потом с чистой совестью сказать: «Да ей этот дом не нужен, она сюда даже не приезжает!» А я, сколько себя помню, летела в этот дом при любой возможности. С учёбы, с работы, из командировки…
Мне больно видеть, как дом наш деревенский разрушается. Он почернел словно от горя. Он словно в одночасье состарился, как человек. И выглядит он нынче даже хуже, чем когда я впервые его увидела полвека назад! И, судя по всему, туда уже пытаются наведаться воришки. Красть там особо нечего, а вот изгадят всё – и будет жалко. Хреново твой наследничек твоё наследство бережёт! Хреново! Не на ту лошадь ты поставил, папа.
Знай, что своим завещанием ты не просто предал наш дом, который за полвека стал чем-то вроде родового гнезда, которое так берегла мама и которое хотела сберечь я. Этот дом стал местом, объединяющим наш род! При маме так и было! Ты помнишь, как она мечтала о том, чтоб в нашем деревенском доме собиралась вся наша большая семья – дети, внуки. На праздники и просто так. Для мамы это было очень важно, ведь у неё никогда не было такой семьи – в отличие от тебя, благополучного со всех сторон «мальчика Енечки»! А вы с твоим сыном всё это разрушили! Вы не просто отвадили меня с детьми и погубили дом – вы уничтожили заботливо созданное мамой гнездо. Вы растоптали маме душу. И мне. И моим дочкам. И я вам этого никогда не прощу! И мама тоже не простит — представьте, что она узнала, ЧТО вы наделали. Вам перед ней не стыдно, нет?
Есть вещи, которые нельзя купить. Отдав всё сыну, ты отнял у меня самое дорогое – воспоминания о детстве, о маме, мои деревенские лета и дом с участком, которые я просто обожала. Твоему сыну было выгодно, чтоб ты быстрее помер после того, как завещал всё ему! Типичная ошибка «завещателей»!!! Твой сын добился своего. Он очень не хотел, чтобы мне от тебя хоть что-нибудь досталось. Он уже давно считает всё твоё своим. Надеюсь, он подавится.
А знаешь, что самое смешное, пап? Ты ведь не думал, что когда сыночка твоего не станет, всё это унаследует его жена? Да-да, та самая, что тебя люто ненавидела и которую ненавидел ты! Та, что не открывала тебе дверь, когда ты к сыну приходил – делала вид, что их нет дома. Та, что запрещала твоему сынку навещать тебя, старого и беспомощного – чтобы приблизить твой конец. Сначала они кормили тебя через день, потом раз в неделю — пока мы с мужем не приехали из Москвы и не нашли тебя умирающим. Твоя невестка своей цели не скрывала. Она даже не постеснялась орать угрозы в твой адрес на всю больницу, когда мы привезли тебя туда! Чужие люди слушали и ужасались… И всё твоё «добро» в итоге могло достаться ей. Ты этого хотел? Да неужели?!
А может, ты мечтал, чтобы твоё «добро» досталось любимой внучке, рожденной неизвестно от кого? Она ведь тоже наследница твоего сына? Уму непостижимо. Вместо того, чтобы оставить что-то родным внучкам, ты отдал всё, что мы с тобой вместе наживали, посторонним людям: чужой девочке и ненавидящей тебя снохе?! Ты этого хотел?
Ты в курсе, папа, что невестка твою любимую пробирочную внучку всё-таки отвадила? Не приезжает больше «дочка» к «папочке». Невестка очень постаралась! Притом, что она этой девочке – крёстная мать! Пишу это и сама офигеваю. Крёстная мать! Бог всё видит? Подозреваю, что он ослеп! Так же как ты ослеп, оглох и отупел, когда своё идиотское завещание писал, вычеркивая из него меня.
А помнишь, пап? Однажды ты действительно ослеп, когда без маски работал со сваркой в гараже. Я тогда училась в 3-ем классе. Как я тогда испугалась за тебя, как плакала, переживала, что ты больше никогда не сможешь видеть! Готова была тебя за руку водить, заботиться и помогать. Как радовалась, когда через некоторое время ты прозрел! А ты взял и опять ослеп. На это раз — душой и сердцем.
А знаешь, папа, как твоя сноха бесилась, что ты на шее у своего сына сидишь? И «дочь» его сидит! Теперь-то карлица довольна: одна сидит – всех с шеи скинула. Тебя вот даже в гроб. Ты мог оставить часть наследства мне и моим дочкам. А отдал тем, кто тебя в итоге погубил за это самое наследство! Знай это и майся в своём аду! Ты мог это исправить, но не стал!
А помнишь, пап, как ты разделил нашу домашнюю библиотеку пополам не глядя? И отдал половину книг мне, а половину своему сыну? Я недоумевала: почему один том у брата, другой у меня и так далее? А ты сказал, что сделал так, чтоб мы с братом ходили друг к другу за книгами и общались…
Твой фокус не удался. Сразу же после твоих похорон твой сын разорвал отношения с моей семьёй. И даже если дом останется непроданным, большой и дружной семьи в нём никогда уже не будет. Никогда. Смешно, но я всего лишь попросила у твоего сына свидетельство о твоей смерти, чтобы снять копию! А он довольно грубо послал меня на три буквы — в МФЦ. Мол, тебе надо – пойди и возьми. Я, честно говоря, опешила. С чего ему хамить мне? Потом дошло: он испугался, что заимев свидетельство о смерти, я побегу к нотариусу и стану претендовать на часть наследства, как твоя старшая дочь! Что ж. Если твоему сыну хватит совести обратиться за чем-нибудь ко мне, я тоже его пошлю на три буквы. Но только на другие – традиционно русские!
Ты знаешь, пап, мне показалось в тот момент, что я ошиблась номером! Твой сын стал мне грубить, пытаясь показать, «кто тут хозяин», а после перестал брать трубку. Наш деревенский дом и калитку на участок он запер, закрыв моей семье доступ туда. Ещё не вступив в наследство, он стал считать всё это своим! Возомнил себя единственным наследником — забыв, что у него есть старшая сестра! Когда моя дочь специально приехала в деревню и попросила открыть дом, твой сын ответил, что ей там нечего делать! И моей дочке пришлось лезть через забор, чтобы просто посидеть на крыльце дома, где прошло её детство. Это нормально? Ты как считаешь, пап? Хорошего ты сына воспитал? В своей напыщенности, собственной важности и себялюбию он превзошёл даже тебя, выдающегося эгоиста всех времен и народов!
Я часто вспоминаю, как моя мама учила вашего сыночка поступать по-братски. Делиться с сестричкой по-братски. Вести себя по-братски по отношению ко мне. Защищать меня, ведь он – будущий мужчина, а значит — защитник! Как хорошо, что мама так и не узнает, что все её труды прошли впустую! Сынок забыл её заветы. И вот, что я скажу: брат – это тот, кто поступает по-братски. А кто поступает, как сволочь последняя – тот не брат, а сволочь последняя.
Поэтому у меня больше нет брата. Ты этого хотел, папуля? Ты доволен? Я хорошо относилась к твоему сыну. Я не грубила ему так, как он теперь грубит мне. Старалась помогать. Не отнимала у него его половину наследства, как он отнял у меня. Я не отталкивала его так, как он оттолкнул меня. И всю мою семью. Он так не хотел делиться, что предпочёл остаться без сестры и без любивших его племянниц! Теперь твой сын один и никому не нужен. И поделом!!!
У меня родственников тоже не осталось, пап — благодаря тебе и твоему дурацкому завещанию. Ты поступил несправедливо, и мне пришлось об этом рассказать родным, пока ты был ещё жив. Все они несли в ответ полную чушь: что этого не может быть, что ты не мог так поступить – и так далее. Но ни один из них, ты слышишь? Ни один не встал на мою защиту! Никто меня не поддержал! Никто не позвонил тебе и твоему сыну, никто не вправил вам мозги! Ни один вас не спросил: «Вы что творите? Так нельзя! Делите пополам, по-честному, ведь наследников двое – дочь и сын!» Но… Никто не захотел вмешиваться. Поэтому у меня больше нет родственников. Поддерживать отношения с людьми, которым на меня насрать – зачем? Вот именно. Незачем.
А помнишь, папа, как ты нашел и спрятал мои юношеские дневники? И как вы с мамой издевались надо мной, цитируя вслух прочтённое? Как вы читали вслух и высмеивали мои сокровенные мысли? Как вы могли так поступать?! Это не просто подлость и низость! Я затрудняюсь, как это назвать! А ещё интеллигентные образованные люди… «Любящие родители»! Нет слов…
Обиднее всего, что это были не просто личные дневниковые записи. Это были черновики моего первого романа «Любовь по-бенгальски». Благодаря тебе, отец, они пропали навсегда. Мир не увидит эту книгу. Я вряд ли смогу восстановить её по памяти, хоть и стараюсь. Так что от мира тебе тоже благодарность, пап. Из-за тебя в нём будет на одну хорошую книгу меньше.
Тебе на это наплевать. Тебе важнее было досадить мне. Твоё удовольствие для тебя всегда было самым главным в твоей жизни. Ты с детства был избалованным себялюбцем и не умел себе отказывать ни в чём. Особенно в такой вот радости — над кем-нибудь поиздеваться, довести до слёз, а то и до смерти, как маму. Как символично получается! Ты погубил маму. А твой сын погубил тебя. И его тоже кто-нибудь погубит, дело времени.
А помнишь, пап, как после смерти мамы я два года почти безвылазно сидела с тобой в деревне? Тебе было так плохо, что я боялась, как бы ты руки на себя не наложил. Ты каждый день ходил на мамину могилку. А я вела наше хозяйство, растила огород, старалась сохранить порядок в доме, который мне так дорог. С трёхлетней дочкой на руках, без элементарных удобств. Всё ради тебя. А ты… Ты вряд ли это помнишь. Тебе невыгодно об этом вспоминать. Иначе я буду хорошей, а ты меня такой никогда не считал.
А что твой сын? Он в это время был страшно занят: в очередной раз ребеночка в пробирке зачинал за бешеные деньги. У вас же с ним был пунктик: вам нужен был наследник! Продолжатель твоего рода! Неважно, девка или парень – главное, ребенок сына! Его ребенок! А мои умные талантливые дочери не достойны считаться продолжателями твоего рода? Потому что они мои, а не его? И ты им это всячески показывал при жизни? Двум девочкам, которые тебя любили, несмотря на то, как гадко ты себя вёл по отношению к ним?!
Я знаю, почему ты оставил всё сыну. Потому что я всегда говорила с тобой прямо, начистоту. Что думала, то и говорила. Я ненавижу врать и притворяться! И я не пью — о чём со мной вообще можно говорить? А твой сынок всю жизнь с тобой лебезил и во всём тебе подквакивал. И пил с тобой, и спаивал тебя. Ещё бы, у него же страшное, неизживаемое чувство вины перед тобой и мамой после того как он в метро под поезд бросился, а вы его выхаживали!
Я помню, как по горячим следам вы всех пытались убедить, что это был несчастный случай! Что сына вашего якобы столкнули с платформы в час пик. Но вот что странно: если человека внезапно спихнут под поезд, он вряд ли успеет оставить предсмертную записку! А твой сынок оставил. Ещё и в стихах! Заранее готовился, видать. Вот почему все последующие годы самоубийца-неудачник вёл себя с тобой, как виноватый ласковый телок: чем ему по губам проведут – то он и сосёт! Моя кузина правильно сказала: он как никто умеет пыль в глаза пускать и «быть для всех хорошим». А значит – никаким, ненастоящим. Двуличным подлым лицемером. Таков твой сын, гордись, папуля!
А помнишь, пап, как я вышла замуж за мужчину своей мечты и мы приехали к тебе знакомиться? Как ты отвел моего мужа в сторону и первое, что ты сказал ему: «Ты губы не раскатывай, тут Светкиного ничего нет!» Смешно, что ты сказал это человеку, который при желании мог купить не только твой прогнивший дом с заброшенным участком, а всю деревню целиком? Муж всё мне рассказал. Это было 8 лет назад. Выходит, ты уже тогда решил выкинуть меня из своей жизни? Серьёзно? Уже тогда?.. А мне и в голову не приходило, что ты такой мудак, прости за прямоту. Хотя – можешь не прощать. Плевать мне на твоё прощение, точно так же, как ты своим бесчестным завещанием наплевал на меня и на моих дочерей!
Я часто вспоминаю эпизод твоего просветления. Это случилось незадолго до твоей смерти, когда твой сын уже перестал спаивать тебя водкой и накачивать таблетками, которые разрушили твой мозг. Помню, ты о-о-очень удивился, что у тебя, оказывается(!), есть завещание на сына! (Что говорит о том, что ты был невменяем, когда его писал, и все мы знаем, кому это было выгодно). Ты захотел переписать завещание, чтоб разделить всё поровну. Ты так и сказал мне: «Это неправильно. И если это сделал я, то я всё исправлю!» Но твой сынок это предусмотрел и заблаговременно забрал у тебя всё – и телефон, и паспорт, и банковскую карту.
Поэтому, когда мы собрались везти тебя к нотариусу, то сначала заехали к твоему сыну за твоими документами. Он нехотя отдал мне твой паспорт и с обидой сказал (цитирую дословно): «Учтите, если отец изменит завещание, я сяду на жопу и больше никогда ничего для него делать не буду! Даже ходить к нему не буду». Мой муж свидетель, он тоже это слышал. Ты думал, пап, что твой сын тебя любит? А он навещал тебя только ради твоего наследства! И страшно не хотел делиться со мной – такой же наследницей, как и он. Мы с мужем знали про завещание – невестка проболталась. Мы помогали тебе не ради наследства, а просто так. Потому что ты мой папа. Теперь ты знаешь, кто есть кто. Лучше поздно, чем никогда. И как оно тебе теперь, когда ты знаешь?
Ты так и не исправил завещание. Когда мы специально приехали из Москвы, ты «вдруг» передумал. Уверена, сынок успел с тобой «поработать» под бутылку. А когда мы уехали ни с чем, твой наследничек тебя «проучил» — оставил одного в нетопленой избе, больного и беспомощного. Как распоследнего бомжа, который подыхает в голоде и холоде. Именно так всё и случилось. Именно так ты и подох.
Ты вряд ли помнишь, пап, как мы с мужем нашли тебя умирающим в ледяной избе, с куском засохшей колбасы, зажатой в кулаке. Тебя трясло, ты никого не узнавал… И я в последний раз в жизни топила печь, которую ты сам сложил когда-то, а я помогала тебе расписывать для неё кирпичные «порядовки». Я так торопилась согреть тебя и дом, что поранила руку отлетевшей щепкой. На этом месте у меня остался шрамик. Наверно, навсегда. Но он ничто по сравнению со шрамом, который ты оставил мне на сердце! Я верю, что однажды мои шрамы заживут. А шрамы на ТВОЕЙ душе останутся навечно.
Про печку вспомнилось. А ты? Ты помнишь, пап, как в нашем детстве ты раньше времени закрыл трубу и мы с твоим сыночком угорели, лёжа на печке? Как стали слезать, и ты его успел подхватить, а меня нет? И я, угоревшая, ударилась об пол и потеряла сознание? И как ты испугался, что я умру, и повез меня на фабрику в больничку? Я думала, что ты меня любил. А оказалось — ты просто испугался! Не за меня, а за себя! Что мама приедет и не простит тебе того, что ты меня не уберег! А за меня чего бояться, ведь я всего лишь дочь, которой у тебя нет!
Твоё намерение изменить завещание, разделив всё поровну между мной и и твоим сыном, было весьма благим намерением. А благими намерениями, как известно, дорога в ад вымощена. Уверена, что ты сейчас в аду! За то, что ты наделал, там тебе самое место.
Недавно ты приснился мне довольным, улыбающимся. Наверно, радовался, что обделил дочь в пользу сына. Другие отцы стараются оставить детям всего побольше. А ты – наоборот, отнял у меня то, что было мне так дорого. И кто ты после этого, пап? Сам-то хоть понял, что наделал? Наверно, понял, только поздно! И сколько ни ворочайся в гробу, ты уже ничего не изменишь! А что ворочаешься – знаю: не зря с твоей могилы крест уже два раза падал!
Как думаешь, какую память ты оставил о себе своим дурацким завещанием? Вот именно. Никакой. За то, что ты сделал, ты достоин одного – забвения. Но для других я твою жизнь эгоистичную увековечу, «Мальчик Енечка»! Я придам ей вид литературного произведения и обязательно издам. Я опишу её во всех подробностях – чтобы до всех, кто думает, что «знал» тебя, дошло, какой самолюбивой сволочью ты был.
Знаешь, пап, а ведь я хотела взять твою фамилию как псевдоним. И даже очередную свою книгу выпустила под своей девичьей (твоей) фамилией. После твоего завещания мне стало ясно: я делать этого не буду, это решение было ошибочным. Я больше не хочу иметь ничего общего с твоей фамилией и теми отвратительными гражданами, которые тоже её носят — твоим сыном, его женой и сквырлой. Останусь под своим восточным именем. Так будет лучше. Я сомневалась в плане псевдонима. А после того, как ты лишил меня наследства, эта проблема решена — нет худа без добра!
И напоследок — я хочу сказать тебе спасибо без кавычек, папа. Мне с детства очень дороги эти места, моя малая Родина, родина дедушки Серёжи. С ними у меня так много связано! Мне было очень тяжело, практически невозможно расстаться с ними. Так вот, завещав всё это своему сыну, ты дал мне необходимый толчок. Меня тут больше ничто не держит. И скоро я уеду навсегда. Туда, где у меня будет свой дом. Большой, уютный, тёплый, светлый. Я воплощу в нём мамину мечту: там будет собираться моя большая семья. Дети, внуки, их друзья. По праздникам и просто так. Мы будем радоваться жизни в прекрасном уголке земли. А твои наследники так и останутся в этой гнилой дыре, в этом болоте, что засосало их настолько, что они готовы до конца жизни греть воду кипятильником и таскать ведро на огород, чтобы в морозы мыть свои жопы в летнем неотапливаемом душе. В этой дыре они и сдохнут. И поделом им, себялюбивым жадным сволочам, твоим убийцам.
В общем… Спасибо за «подарок» с того света, папа. И никогда не снись мне больше! Для меня ты хуже, чем умер. Меня у тебя больше нет.
P.S.
И вдруг, когда я уже почти смирилась, кое-что произошло. И я хочу об этом написать.
Неожиданное послесловие.
В самом деле — неожиданное. Перед Новым годом я нежданно-негаданно получила два отличных подарка от жизни. Они меня порадовали, отец — в отличие от твоего «подарка с того света».
Подарок первый. Внезапно оказалось, что хоть ты и вычеркнул меня из завещания, но по возрасту я являюсь наследницей по закону. И мне полагается 1/4 твоего «добра» — нравится вам с твоим сыном это или нет. Умри ты на год раньше, и я бы ничего не получила. А так — твой подлый план оставить меня ни с чем — не сработал! Когда мой муж сообщил мне это, я впервые в жизни порадовалась, что «я старая»!
У каждого человека есть выбор. Ты, папа, выбрал смерть. Хоть и не знал об этом, когда составлял своё гадкое завещание в пользу своего сына. Не знал, что этим подписал себе смертный приговор, и твой сынок его исполнит — что он и сделал, бросив тебя помирать в голоде и холоде.
У твоего сынка тоже был выбор! Он мог поделить твоё наследство пополам! По-честному. Но твой сынок выбрал быть подлым. Совсем как ты — яблочко от яблоньки, смешно бы было.
Но бог всё видит, и я внезапно получила второй подарок: твоя невестка померла. Как Тайвин Ланнистер — в сортире. Внезапно. Так и не успев воспользоваться твоим «добром». Твой сын теперь вдовец. Ты думаешь, его это чему-нибудь научило? Ни разу нет.
Ещё недавно она орала на всю больницу, что если ты не сдохнешь, папа, то она сама тебя убьёт. Теперь вы оба «там». Сделать тебе смешно, отец? Твой сын похоронил свою жену рядом с тобой! Не с краю, где было свободное место. А рядом с тобой! Впритирочку! Зная, как люто вы с ней друг друга ненавидели! И вот теперь вы лежите с ней рядышком, бок о бок. Не прошло и года! И знаешь, я прямо чувствую, что вместе с ней исчезло много зла. Теперь науськивать твоего сынка против меня некому.
А я… А что я? Куплю себе попкорн, усядусь поудобней и посмотрю, как твой сынок подавится наследством, которое вы с ним так подло попытались отобрать у меня. Мне даже делать ничего не надо! Просто смотреть и ждать. Как написала я в своём романе — время всё расставит по местам: нужное подчеркнёт, ненужное вычеркнет.
Китайцы говорят, что если терпеливо сидеть на берегу реки, то однажды течение времени пронесёт мимо труп твоего врага. Вот только про попкорн там ничего не сказано.
